Выслушав это, Тибурон глубоко вздохнул, заговорил не сразу.
— Знаешь, что такое шприц?
— Приходилось видеть, — припомнил визит на шведское судно командир.
— Шведские доктора вводят чародею галоперидол, и всё колдунство сразу пропадает.
Щавель оценил придумку варягов:
— Хитрое средство!
— Галоперидол нам здесь не достать. — Тибурон завозился на рогоже, уселся поудобнее, прокрутил в голове договор и двинулся дальше по пути предательства. — Я могу сварить зелье, оно на время лишит Мотвила возможности колдовать, тогда его можно будет убить, рассеять его чары и попробовать лишить силы мумию. Зелье нужно вводить внутримышечно. Вам понадобится шприц, а в Москве его можно купить на Горбушке.
— На Горбушке? — ни к кому не обращаясь, вопросил Щавель. — Я думаю, мы обойдёмся.
— Иначе зелье не подействует. Обрызгать им колдуна всё равно что окропить галоперидолом. Без шприца вы не обойдётесь.
— На Горбушку, значит, — отрешённо произнёс Щавель. — Что ж, выходит, судьба Москву посмотреть. Как считаешь, сынок?
Жёлудь был застигнут врасплох.
— Я только за, — выпалил он и только потом понял, что сказанул.
— Ну, что ж, за так за, — постановил Щавель. — Быть посему. Давай показывай, что ты натаскал из укрывища. Денег у нас нет, поэтому на Горбушке сначала надо будет продать что-нибудь ненужное или поменять сразу на шприц.
Жёлудь вывалил на постель свою долю хабара, добытого в узилище Даздрапермы Бандуриной. Щавель впервые присмотрелся к набору предметов из коллекции личных вещей самого прошаренного манагера Москвы. Три мягкие белые бумажки с тиснённым узором в надорванной прозрачной хрусткой обёртке с надписью «Салфетки гигиенические», ключи в кожаном чехле, шариковая ручка навроде тех, что делают шведы, очки в тонкой золотой оправе в замшевом футляре, кожаная чёрная сумка, серебряное кольцо с массивным камнем, две колобашки с рожками и шнурком, часы.
— У тебя есть часы. — Щавель повертел в руках большой круглый хронометр, непонятно, то ли мужской, то ли бабский. — Носи, разрешаю. Вещь полезная и престижная. Сейчас никому не показывай, чтобы лишних вопросов не возникало, а как отделимся от дружины за Арзамасом, можешь на руку надевать.
Достал из мешочка на шее свои «Командирские». Жёлудь выставил точное время и завёл хронометр. Побежала по циферблату секундная стрелка.
— Идёт, — обрадовался парень.
— Знатная работа, — оценил Щавель. — Должно быть, дорогие. Такие князю носить не зазорно, береги их, сынок.
Он отложил колобашки с рожками, имеющие несомненно допиндецовый вид, и серебряное кольцо с камнем. Остальное приказал убрать, и вовремя — дверь открылась, и в нумер проковылял Тибурон, которого Михан выводил в сортир. Плюхнулся на рогожу, выжидательно уставился на боярина. Михан же заприметил хабар и попытался улизнуть, будто не при делах, но Щавель не упустил возможности лишний раз его завиноватить.
— В следующий раз, прежде чем что-то сделать, ты вынешь из жопы мозги, вложишь в голову и трижды подумаешь, — ледяным тоном приковал он к порогу Михана, указывая на хабар, и распорядился: — Приведи Филиппа.
Молодец исчез за дверью.
— Знаешь, что это? — Щавель протянул Тибурон колобашку с рожками и шнурком, но в руки не дал.
— Зарядное устройство для мобильного телефона, — не замедлил с ответом колдун. — Вещь бесполезная.
— Что оно делало?
— Заряжало мобильники.
При этом жутковатом слове лесного парня передёрнуло. Много до Большого Пиндеца было непонятных вещей, но таскать с собой коробочку, в которой сидел огненный бес и шептал на ухо, ему бы в голову не пришло, а если бы посоветовал кто, Жёлудь ему сразу в морду заехал.
Деликатно поскребшись в дверь ухоженными ногтями, в нумер занырнул Филипп.
— Звал, боярин? — Бард стрельнул глазами к стене, у которой сидел Тибурон, убедился, что колдун цел и невредим, и успокоился.
— Хочешь исправить косяк? — Щавель ткнул пальцем в вещи из склепа. — Сделай так, чтобы Лелюд или Дележ узнали о трёх путниках, торгующих допиндецовым хабаром, у которых остался перстень с камнем с пальца самой Даздрапермы Бандуриной.
— Сделаю, — прикинул свои возможности Филипп. — Только скажи, боярин, тебе что, интересно чёрту в пасть голову совать? Тебя это развлекает?
— Кто-то должен, — сказал Щавель.
В сопровождение Литвин выделил десятку Фомы, наиболее пригодную для намеченного дела. Первую тройку составляли братья-погодки Первуша, Вторяк и Третьяк. Они были схожи лицом, но не статью. Рослый и неизменно весёлый Первуша по праву старшего и по активной натуре своей командовал братьями. Вторяк был мелким, жилистым и юрким, не менее улыбчивым, чем первенец, но повадками напоминал Лузгу. Коренастый Третьяк отличался немногословием и обстоятельностью в поступках, о нём говорили, что ударом кулака запросто выбивает кирпич из печи. Братья держались вместе и всё делали настолько слаженно, что и в бою должны были работать как единый организм. Щавель сразу обратил внимание на приметную троицу, когда Литвин привёл из Новгорода пополнение.
Вторую тройку возглавлял опытный ратник Коготь, у которого на челе было написано, что в ближайшее время станет десятником. Крепкий мечник Жмуд и любитель вязать узлы на верёвочке Лука находились в его подчинении. Третья тройка целиком состояла из коренных новгородцев, за много поколений впитавших законы городской жизни. Егор, Ивашка и Пётр были бойцами умелыми, но при том сообразительными и лёгкими на разговор.