Работорговцы. Русь измочаленная - Страница 39

— Идём накатим как следует, — Скворец обозрел лесного парня, будто одаривая милостью, и четвёрка двинулась в кабак.

Бард нацелился на греческий низок «Исламская сельдь», в котором они ещё ни разу не были. Накануне Филипп пропился вдрызг, хорошо, хоть гусли уберёг. Теперь он рассчитывал похмелиться за счёт собутыльников, полагая, что у Михана сохранилось сколько-нибудь из взятых в дорогу средств.

Яркая рыбина над входом в корчму переливалась всеми оттенками зелени, дескать, в какой цвет хочу, в такой и покрашусь, а полумесяц её жаберной крышки кагбэ намекал игриво отворить дверь забегаловки и пуститься во все тяжкие. Держал низок грек Ставриди, бывший купец и клеймёный гребец с турецкой галеры.

Компания спустилась по пропитанным многолетней блевотиной ступеням в барный зал. Несмотря на ранний час, возле стойки толпился досужий народец, втюхивая за чарку розданное от щедрот барахло. Было ещё не слишком людно, но уже шумно.

— Нацеди-ка, хозяин, нам четыре чарки сердитого для разгона! — перекрыл своим певческим баритоном общий гам Филипп, доставая из кошеля завалящую медную монетку, и запустил по стойке к корчмарю.

Только один лишь Михан услыхал, как бард сопроводил её едва различимым шёпотом: «Катись, грош, ребром, покажись рублём». Грек ловко перехватил монетку, припечатал к доске, рассмотрел, удовлетворённо кивнул и наполнил стопари мутно-зелёного звономудского стекла. Отсыпал сдачи как с рубля.

— Ну, за нас с вами! — провозгласил бард, молодцы ухнули.

— А вон и нам место, — распорядился Скворец, указывая на ближний стол, за которым скучились соотечественники Ставриди.

Расположились с пустого края. Михан, слегонца разжившийся на едропумедовом хозяйстве серебром и медью, притаранил кувшин красного. Дубовые кружки сдвинулись вровень, лязгнули коваными ободами. Весьма довольный собой Филипп достал гусли, положил на колени, откинулся будто на невидимую стену.

— Нет лучше небольшой импровизации, потешной, как колдун в канализации. — Он тронул струны, гусли подхватили цепляющий внимание и затягивающий в себя напев. Молодцы сразу развесили уши, даже пиндосы в своём краю притихли и развернули копчёные хавальники.

Нет повести печальнее на свете,
Чем повесть о знакомствах в интернете.
Сегодня я для дорогих гостей
Поведаю одну из повестей.

Манагер жил в Москве с потухшим взором.
Он в офис как на каторгу ходил.
И встретился ему на блядском сайте
Такой же, только женский, крокодил.

Они сошлись в сети: волна и пламень,
Добро и ёршик, почечка и камень.
Был март, она в манагера влюбилась
И кошкой якорной в него, козла, вцепилась.

Раскрутка чувств пошла как от пружины,
Но понту нет от офисной скотины.
Манагер телефон не оставлял,
А вожделенно тёлку представлял.

Бухгалтерша с наплыва чувств взбесилась,
Рвалась на встречу, только что с того —
Манагер малохольный ждал зарплаты,
Да кризис секвестировал бабло.

Тогда она серёжки заложила.
На вечер у подруги одолжила
От хаты ключ заветный, стол накрыла.
Они сошлись в реале — два дебила.

Не знает промаха Амура лук,
Но юмор зол его, манагерам каюк.
Контрольным выстрелом, так, чтоб поржать ему,
Он свёл на хате мужа и жену.

— Подымем кружки, братия, за трудолюбивых пахарей, без устали бороздящих девственные лона… За мужиков! — закончил бард и залпом осушил кружку.

Сальное выступление Филиппа имело успех. Скворец распустил мошну и заказал второй круг. Ёрш пустился в разглагольствования о том, как отлёживался у молодки в Звонких Мудях.

— Мы разбойников на болотах зачищали, пострадал я тогда за дрот. Грудь огнём горела, думал, сдохну. Ничего, отлежался. Спустил только всё, пока болел. От коня седло осталось, в кармане блоха на аркане, в другом вша на цепи. Надо, думаю, двигать в Новгород, на базу. Ребята первое время помогут, там и жалованье дадут, да ещё за боевые выплаты причитаются. Собрался кое-как, а баба говорит: «Куда ты пойдёшь, воин, с раной недолеченной?» Я слабый, слушаю вполуха, и мнится мне, будто она изгаляется, мол, куда ты, пиздёныш вонький, сраный, недалече? Типа, ещё вчера под себя ходил, а нынче со двора отважился ступить, да недалеко уйдёшь. Понял так.

— А ты что на это? — гадко ухмыльнулся Филипп.

— Не простил обиды. Собрал всю злость в кулак, ка-ак дал ей в зубы. Объяснились потом, конечно, но после такого как остаться? Взвалил седло на горб и уплёлся. Иду и вижу — навстречу змей болотный тащится, вехобит недобитый. Глазки жёлтые, щёки впалые. Отчерпнул я тогда у него жизни пикой, в печёнки попал. Думал, наглушняк сделал, а он выжил.

— А ты что?

— Седло скинул, и за нож. Он свой заголенник достал. Стоим напротив, меня ноги не держат, у него руки трясутся. Встретились, называется, два вялых друга — волчий уд и колбаса. Не знаю, чем бы кончилось, но тут гопота фабричная со смены шла. Взяли вехобита под микитки и к себе на малину уволокли.

— Они там одного поля ягода, — смекнул Михан. — Этот рассадник надо калёным железом выжигать!

— Тогда в петлю придётся каждого третьего, — объяснил Скворец, — а из оставшихся половину на тяжёлые работы. Это если окончательно вопрос решить. Но так всё производство встанет. За это князь нас самих не помилует.

— Но если они разбойника укрывают, то делаются пособниками. Может, и сами в разбойники идут! — вспыхнул парень.

Скворец поглядел на него снисходительно.