Работорговцы. Русь измочаленная - Страница 34

К оглавлению

34

— На полках тоже. Если я не восстановлю людской ход, никто по-человечьи не сделает. Будут как раньше с оглядкой да со взяткой. Такими полумерами обойдутся, что лекарство окажется хуже болезни. Ага, есть! — Щавель сбросил на пол свитки, за которыми притаился ряд туго набитых мешочков. — Ну-ка, Лузга, сумку! Так вот, сам видишь, тут другое лечение нужно. Если гнилая рука заражает всё тело, руку лучше отрезать, а не набивать брюхо горькой плесенью в тщетном тщании впитать крохи пенициллина. Это всё, что ли? Да быть не может.

— В подвале надобно поискать, — предположил Лузга. — Наверняка там казна хранится, а тут так, для мелких расчётов.

— Казну не утащим, её придётся оформить и светлейшему отправить под конвоем. Основные фонды у него в товарах, наверное. Он же у купцов товарами хотел долги забрать да быдло грабил. Изъятое по описи имущество надо обратно раздать от имени князя, и будет светлейшему от народа любовь. А паразитов надо мочить. Желательно в сортире. В параше топить кровопийц, с конфискацией имущества.

— По живому ведь режешь, — высказался Лузга. — Смерть отца простят, но отобранную вотчину век не забудут.

— По живому, — согласился Щавель. — Так надо. Справедливое добрым не бывает.

* * *

В ста двадцати верстах полёта вороны, за Селигером, дворец повелителя Озёрного Края был погружён во тьму. Медвепут Одноросович застыл на резном стуле, невидящими глазами уставившись на крыши Осташкова за окном. Из большого красного пятна, самим собою вспухшего на виске, сочилась кровь. Она стекала извилистой струйкой возле уха и капала на светлый кафтан. Всё плечо было залито алым. Недрищев словно ополовинел. Он не хотел ни с кем говорить, не мог даже двинуться. Только побелевшие кулаки выдавали чудовищную боль потери, сковавшую повелителя в одночасье. Наконец тяжесть сломила его и выдавила из нутра пронзительный стон отчаяния.

Глава тринадцатая,
в которой Щавель ведёт с достойными мужами беседу о странных обычаях Чёрной Орды и налаживает княжеский ход, а бард — гнилую движуху

В Вышнем Волочке пришлось задержаться для описи ростовщической казны и награбленного имущества. Раболовецкий караван переместился в Недрищев двор. Выгнали семейников и холопов, выставили охрану. Старого ключника, впрочем, удержали. Поначалу он запирался, но Щавель при подспорье Альберта Калужского и его чудесных средств уговорил показать тайные закрома.

Три дня и три ночи счётная комиссия под предводительством Карпа сортировала и учитывала одни только монеты. Примечательно, что ордынского вольфрама имелся мизер, зато греческого золота и шведского серебра рачительный Едропумед припас для хана изрядно. В отдельных кубышках хранились бабские украшения, обручальные кольца и золотые зубовные коронки. Сокровищница ростовщика вобрала в себя море слёз. С реквизированным домашним имуществом Щавель поступил по совести. Он собрал на торговой площади люд, обратился к ним с краткой речью:

— Мужики, бабы, ликуйте! По вашим кредитам всем скощуха вышла. Светлый князь Великого Новгорода милость явил. Завтра возле складов Едропумедовых раздача начнётся. Будем по спискам изъятия смотреть, кому чего положено, и, что осталось, что ещё не продано, возвернём. Слава светлейшему князю Лучезавру!

— Слава! Слава! Слава! — от души откликнулся народ.

Под страхом смертной казни кабаки были временно закрыты. Лоцманы, гребцы, водоливы и прочая братва раздуплялась после пьянки и усердно мастрячила матчасть. Речной караван готовили к отправке. Наконец знаменательный день наступил. В Богоявленском соборе универсальные попы отслужили молебен. В часовне святого Николая заклали в жертву парня. Водяному царю кинули с моста девку. На Цнинской набережной заиграл оркестр. Медленно растворились ворота Нижне-Цнинского шлюза, и вода с оглушительным шумом рванулась в Цну. Ударили вёсла, суда медленно стронулись и поплыли в Великий Новгород. Щавель простился с Литвином.

— Жги к светлейшему, не спи, смотри в оба, — проинструктировал сотника старый командир. — Отвезёшь казну и догоняй нас. Верхами, без обоза ты быстро успеешь. Мы торопиться не будем, всяко подождём тебя до Москвы.

— Будет исполнено! — рьяно выпалил Литвин. Ему нравился командир. От боярина исходила благость мудрости и надёги. Столько знаменательных дел сразу сотнику творить ещё не приходилось, а свершения княжеского посланника неизменно удавались и удавались. Это внушало почтение и уверенность, что в дальнейшем тоже всё пройдёт гладко.

— Тогда в путь, — отправил Щавель конвой из тридцати ратников.

Конфискат раздавали по спискам, под охраной оставшихся витязей и руководством Карпа. Открыли ворота, поставили столы, разложили учётные книги. Парни и обозники принялись подтаскивать шмотки с бирками, выкликать имена. Толпа волновалась, гудела, но дружинники добрым словом неизменно призывали к порядку. Карп стоял в стороне, рядом со Щавелем и лепилой, сердито глядя на беснующуюся чернь.

— Бог даст денежку, а чёрт дырочку, и пойдёт божья денежка в чёртову дырочку, — пробурчал знатный работорговец. — Это быдло не сломить. Пило, пьёт и будет пить, — он сплюнул под ноги. — Не на кредиты, так в кабак спустит.

— Раньше-то сдерживались, — заметил Щавель.

— Раньше не было разгула потреблятства, а ныне привыкли. Развращённое сердце, если не сможет утолить жажду в шопинге, будет алкать азартных игр и шнапса. Это как с рабами. Если убежал, вкусил разок воли, всё — дальше можно голову сечь. Как ты его ни сковывай, найдёт способ смыться или неудачными попытками тебе всю малину удобрит. Опорочил городское население проклятый близнец.

34