Работорговцы. Русь измочаленная - Страница 112

112

Циклопическая труба заворачивала. В конце тоннеля забрезжил свет.

— Стой! — по приказу Щавеля ратники замерли. — Тихо! Не дышать.

Командир прислушивался, приоткрыв рот для лучшей звукопроницаемости головы. Вытянул из колчана осветительную стрелу, сдёрнул кожаный чехольчик. Сунул намотанную повыше наконечника паклю, пропитанную скипидаром, в ближайший факел. Наложил стрелу, наклонил голову, ловя звук. Пакля разгоралась. Уверенно вскинул лук и пустил стрелу вперёд и вверх. Огонёк улетел под своды. Осветил ползущее под потолком голое тело. Визг и тяжёлый стук шлёпнувшегося на бетонный пол мяса подстегнул воинов. В тусклом свете улетавшего огня Щавель заметил крадущиеся вдоль стен серые тени.

— Оружие к бою! — Он вложил в гнездо новую стрелу. — Бить по готовности. Стрелки, беречь боеприпасы! Бегом марш!

Щавель ринулся навстречу врагу, интуитивно ловя цель, помня, что приказ беречь боеприпасы относится в первую очередь к нему. Вынимать стрелы уже не получится, а они пригодятся на поверхности, да ещё неизвестно, сколько придётся потратить, добираясь до неё.

Тоннель ожил, завизжал, загомонил короткими звучными словами на неизвестном языке, вероятно испанском. Щавель пропустил вперёд себя тройку Егора и Когтя. Замелькали булавы и мечи — ратники дрались обоеручь. Факельщики подсвечивали бойцам с левой, не упуская случая достать врага с правой. Хрястнула под кованым шаром уродливая голова, в щёку Щавеля ударили кровь и зубы. Юный ленинец, крупный, даже и не юный, а взрослый, наверное вожатый, рухнул старому лучнику под ноги. Конвульсивно сжал когтистые лапы, покрытые — Щавель мельком разглядел — затейливой татуировкой. Разбитая выбритая башка также была разукрашена подкожными буквицами ВЛКСМ. Щавель перескочил через него и устремился по тоннелю, ведя за собой отряд.

— Бегом! Резче! — выкрикнул он. — Впереди блокпост!

Уже были видны массивные деревянные створки до потолка, обитые железными полосами. И створки медленно задвигались.

Командир мгновенно отдал единственно верный приказ:

— Скворец, держи ворота!

Проявивший себя дружинник, доросший за доблесть до десятника, оправдал доверие и на сей раз. Он вырвался вперёд войска, буквально влетел в створ ворот, сбив обеими ногами кого-то массивного пред собой. Полыхнул пороховой огонь, грохнул выстрел. Створки остановились.

— Жёлудь, бей!

Две стрелы одновременно влетели вдогон, поразив двух юных ленинцев. Над упавшим Скворцом мелькали тени, а он крутился на спине, пинался ногами и рубил мечом, до кого мог дотянуться.

Щавель пустил ещё одну стрелу, угодив рядом с ухом Жмуда и сразив точно в глаз головастую тварь. Юный ленинец крутнулся на месте и упал. По нему тут же протопали сапоги ратников. Дружина ворвалась на блокпост, сметая дежурную смену. Дорезали всех, никто не ушёл. Собрались, вытирая мечи, отдуваясь и сплёвывая на трупы врагов. Вооружение защитников ворот составляли копья и ножи с литыми навершиями в форме головы кучерявого мальчика.

Заперли ворота, заложили дубовым брусом. Блокпост был освещён крупными жирниками, пылавшими и вонявшими так, что шуба заворачивалась.

— Строиться.

Щавель вытер о штаны наконечники стрел, убрал в колчан. Нужно было оставить охрану на блокпосту, прикрывать тыл. Взгляд пал Третьяка.

— Третьяк, на ворота.

— Есть. — Коренастый дружинник занял место возле створок, и Щавель понял — один в метро не воин.

— Первуша, командуй своими, — приказал он, взглядом попрощавшись с командиром тройки.

Братья встали на блокпосту, а диверсионный отряд быстрым шагом скрылся за поворотом тоннеля. Когда его шаги заглохли, Вторяк прислушался. За воротами различалось повизгивание и команды на языке врага.

— Как думаешь, братка, здесь обходные пути есть, норы или ещё что, известные только им?

— А вот сейчас и проверим, — сказал Первуша, выволакивая из ножен меч.

Щавель почти бежал по тоннелю, сверяясь с картой Тибурона. Бывший член Ордена Ленина педантично указал количество шагов, которые надо было пройти от блокпоста до входа в клоаку. Досчитав до положенного, командир сбавил ход и осмотрелся, взяв в руки факел. Пять шагов, десять. Нет, много. Щавель вернулся назад. Вот оно! В стене тоннеля темнела впадина, в неё — низкая дверь. Старый лучник пнул её. Железная. Он обернулся, бросил ближайшему дружиннику:

— Делай!

Жмуд врезал по двери ногой. За ней что-то хрустнуло. Он позвал жестом Когтя: мол, давай вместе. Разбежавшись от стены, они разом впаяли в дверцу ногами. Жалобно лязгнув, она приотворилась наружу. Дверь была не заперта. Щавель вошёл. За ней находилась небольшая, семерым впритык, комнатка. Вверх уходила стальная лестница, блестящая в огне, отполированная лапами и подошвами бесчисленных лазальщиков.

Лестница выводила в коллектор клоаки, обложенной кирпичом и закопанной речки Неглинки. Дружинники протиснулись через герметично закрывающийся люк, задраили дверцу, заклинили факелом рукоять, чтобы юные ленинцы не сразу ворвались им за спину через аварийный выход метрополитена.

— Бегом марш! — выдохнул Щавель и устремился по кирпичному тоннелю, разбрызгивая зловонные нечистоты.

Путь, который на поверхности можно было окинуть взглядом, в непроглядной мгле, стиснутой стенами клоаки, растянулся впятеро. Ноги вязли в добром слое канализационных отложений. По счастью, давно не было дождя, и вода не стояла выше середины голени, зато во множестве встречались свалявшиеся в кучу ветки, палки, тряпки и прочий мусор, убираемый здесь регулярно, но редко. Запасной путь в цитадель ленинизма гладкостью не радовал.

112