Работорговцы. Русь измочаленная - Страница 105


К оглавлению

105

— Договор дороже денег, — улыбнулся Щавель так, что у Филиппа душа ушла в пятки. — Смотри, не обмани Сан Иналыча.

— В Москве толсто троллят, да худо едят, — злобно пробормотал бард, когда понял, что над ним пошутили.

* * *

Заполночный постоялый двор был насыщен тяжёлой вонью немытых странников, миазмами, исторгаемыми постояльцами из четырёх отверстий, храпом, сопением, зубовным скрежетом и кряхтением полатей под ворочающимися в дурном сне телами.

В козырном углу под разнобожными образами желтела дежурная лампадка. Её убогое мерцание почти не разгоняло тьму, но Щавель углядел, как завеса на входе приоткрылась. В спальню проскользнула тень. Ни шарканья подошв, ни скрипа половиц: незримый пришелец двигался вдоль лежака и вглядывался в лица, он превосходно видел в темноте. Щавель закрыл глаза, притворяясь спящим. Скорее щекой почувствовал тепло, чем услышал приближение сталкера. Тепло отдалилось — крадун переместился к Филиппу. Щавель учуял его запах, сталкер ужинал манкой на молоке и белым хлебом. Приоткрыв глаз, Щавель различил склонившуюся над бардом тень, ловкие пальцы шарили по карманам. Затем рука нежно приподняла голову Филиппа, другая потянула «сидор».

В ту же секунду нож Понтуса Хольмберга прибил её к доске. Сталкер рванулся и пронзительно закричал, но Щавель навалился на навершие и несколько раз ударил кулаком в живот.

— Вор! Я поймал вора! — громогласно возвестил он.

Сталкер согнулся, потеряв дыхание, присел, но клинок прочно держал его, приколотив к полатям, как злой ребёнок пришпиливает иголкой жука.

Вокруг всё зашевелилось, рыпнулся придавленный Филипп, шустро выбрался из-под Щавеля — сказывался опыт кабацких потасовок. Мужики повскакали, кто-то запалил свечку.

— Я поймал крадуна! — повторил Щавель.

Постояльцы обступили вора, принесли огня.

Сталкер оказался тонкокостным, стриженным под горшок мужиком с гладко выбритым лицом и непомерно большими, чуть навыкате глазами никтолопа.

— Здравствуй, Лелюд, — сказал Щавель.

Глава двадцать девятая,
в которой Тибурон выказывает свою преданность и полезность, а Скворец превосходит в области доблести легендарного шведского богатыря Беовульфа

Лелюд молчал всю дорогу. Его везли поперёк седла связанным по рукам и ногам. На привале проверяли верёвки и всякий раз находили узлы распущенными. Если бы не следили в оба, проклятый сталкер давно бы утёк.

Покинув «Балчуг-Немчиновку» до зари, к вечеру лазутчики добрался до базы, где были с ликованием встречены заскучавшей дружиной.

— Ты, старый, хватки не теряешь! — Лузга залихватски тряхнул зеленоватым гребнём, который отрос за время странствий и обрёл привычку заваливаться на бок, высморкался в кулак, подмолодил ирокез, прошёлся вокруг пленника, пнул его под рёбра, но без злобы, а для порядку. — Где такое существо добыл?

— Где, где? В Москве. Привёз тебе для украшения досуга.

— Благодарю. Не по мне такие гостинцы. Пусть их собачка Жучка дрючит или, как его, нашего Тавота друг, отмороженный Удав…

— Мыслишь верно, — похвалил Щавель. — Тащи его наверх. Как вы тут без меня?

— Наезжал начальник дмитровской стражи со своими оружными. Встревожились они насчёт железнодорожников. Давай претензии предъявлять, не ваша территория и всё такое. Литвин его встретил, — ухмыльнулся Лузга.

— И чего?

— Теперь у нас есть порох и свинец.

* * *

Когда измученного Лелюда втолкнули в нумер, расположившийся сбоку от двери Тибурон встретил пленника мрачным:

— Попался, младолюбец?

Услышав знакомый голос, сталкер вздрогнул и втянул голову в плечи. Обернулся и узрел колдуна, которого считал мёртвым. Тибурон заметно сдал по сравнению с временами членства в Ордене, но всё же не выглядел призраком, как в клетке. Он горделиво устроился на рогоже, скрестив ноги на восточный манер, подобно легендарным йогам, уложив на ляжки вывернутые вверх ступни. Должно быть, молился своему покровителю Йог-Сототу.

— Ты уцелел? — негромко воскликнул Лелюд.

— Раз в сто лет говоришь правду.

— Но не весь.

— Ты бы рад видеть мои кости, но не дождёшься. Будет наоборот. Вскоре я посмотрю на твои потроха и отведаю твоей крови.

Конвоировавший Лелюда ратник не стал дожидаться, пока москвичи наругаются, а ткнул пленника в спину. Педофил испуганно сгорбился, прижал к груди замотанную тряпицей руку и засеменил в угол напротив Тибурона. Сел и замер, дрожа от страха и кровопотери.

«Если они все такие дохлые, почему на них не навалятся и не перебьют? — Щавель сравнил обоих членов Ордена Ленина и нашёл в них много общего. На Горбушке командир видел в основном нормальных мужиков — мобилизовать, вооружить, и получится годная пехота. — Если до сих пор не перебили, значит, что-то с Лениным не так. Должно быть, ведает матёрое колдунство».

— Я задаю вопросы, ты на них отвечаешь. — Щавель устало опустился на свою постель. — У нас мало времени, говори по существу.

Лелюд затихарился.

Щавель отвёл взгляд и, когда снова посмотрел в угол, педофила увидел не сразу. Будучи недвижным, серенький сталкер почти исчезал из поля зрения!

Старый лучник был вынужден приложить силы, чтобы стряхну морок.

— Думаешь, Мотвил тебя спасёт? Поможет силой колдовских чар ускользнуть в ночи? — Щавель рассуждал, наблюдая за реакцией Лелюда. — От меня не убежишь. Я поймал тебя, когда ты был волен и здоров, а недужным тебе из моего плена вовсе не ускользнуть. Или надеешься, что придёт на выручку Дележ? — Лелюд встрепенулся, а Щавель, как ни в чём не бывало, продолжил: — Пусть приходит, но сначала ты расскажешь всё о капище Мотвила. Как выглядит изнутри, где живёт шаман, где отправляет обряды. Начнёшь врать, Тибурон поймает на лжи. Тогда будет больно.

105